Преподобный Нил Сорский «О памяти смертной и Страшном Суде: как поучаться в этом, чтобы стяжать эти помыслы в сердцах наших».

Говорят отцы, что в делании нашем очень нужно и полезно всегда иметь памятование о смерти и о Страшном суде. И Филофей Синаит как бы некий чин деланию этому устанавливает: с утра, – сказал он, – надлежит проводить день в памяти Божией, то есть в молитве и хранении сердца, – даже до времени трапезы; потом, Бога поблагодарив, о смерти и о суде размышлять подобает. Когда же будем стараться мы это исполнять, лучше всего иметь в себе слово, сказанное Господом: «В эту ночь ангелы возьмут душу твою у тебя» (см. Лк. 12, 20); помышлять нужно и о том, что о праздном слове придется нам отвечать, как сказал Он, в день судный (см. Мф. 12, 36) и что «сердечные помышления оскверняют человека» (см. Мф. 15, 18).

Вспоминать же надо и святых апостолов изречения: «Конец приблизился» (см. 1Пет. 4, 7) и «Придет день Господень, как тать ночью» (см. 1Сол. 5, 2), «Всем же подобает нам предстать судилищу Христову» (см. 2Кор. 5, 10) и «Слово Божие судит» не только дела и слова, но и «помышления сердечные» (см. Евр. 4, 12). Основатель же монашеского жительства Антоний Великий говорит: «Так подобает нам всегда помышлять в себе, что и этот день не пребудем весь в этой жизни». И Иоанн Лествичник: «Поминай кончину свою и во веки не согрешишь» (см. Сир. 7, 39); и в другом месте он же: «Память смертная всегда с тобой да будет». И Исаак Сирин: «Навсегда положи в сердце твоем, человек, что предстоит отойти». И не только все святые это делание имели, но и внешняя философия возвещала о памяти смертной.

Что же будем делать мы, страстные и немощные? Как деланию этому научимся, чтобы хоть мало этот помысл в сердцах своих утвердить? Стяжание этой памяти в себе в совершенстве есть дар Божий и дивная благодать, как сказал святой Исаак. Нам же не позволяют пребывать и поучаться в том парение нашего ума и омрачающее забвение. Ибо много размышляем об этом и беседуем друг с другом о смерти, а внутрь сердца углубить и утвердить слова эти не можем. Но от того да не малодушествуем и да не отступаем от делания этого, поскольку с помощью Божией обретем его трудом со временем. И если кто имеет произволение, пусть делает так да вспоминает прежде написанные слова, разумея, сколь нужно и полезно делание это, ибо как хлеб нужнее всего из всех снедей, так и память смерти – из прочих добродетелей; и как голодному невозможно не вспоминать о хлебе, так и хотящему спастись – не вспоминать о смерти, – сказали отцы.

Затем пусть сосредотачивает человек ум на том, что сказали в писаниях святые о различных страшных смертях, как, например, блаженный Григорий Беседовник и иные многие. Полезным же кажется мне и то, чтобы вспоминать нам различные смерти, которые мы видели и о которых мы слышали, и в наши дни произошедшие. Ибо многие (не только миряне, но и иноки), пребывавшие в благоденствии, и житие этого века любившие, и имевшие надежду на долготу дней, еще не достигнув старости, внезапно смертью пожаты были. Из них же некоторые и никакого ответа в час тот смертный дать не смогли, но так просто, стоя или сидя, восхищены были; иные же, когда ели и пили, испустили дух. Другие, идя по пути, скоропостижно умерли; иные же, возлегши на ложа и думая этим малым и привременным сном упокоить тело, так и уснули сном вечным. Некоторые же из них, как мы знаем, претерпели в последний тот час лютые истязания, и приводящие в трепет страхования грозные, и устрашения тяжкие, одни воспоминания о которых могут немало нас устрашить.

И это всё на память приводя, да размышляем: где пребывают друзья и знакомые наши? И что они приобрели от того, если некоторые из них в чести, славе и властителями в этом мире были или богатство и изобильную пищу имели? Не всё ли это в тлен, смрад и прах обратилось? И вспомним песнописцев, об этом говорящих: «Какая житейская сладость пребывает непричастной печали? Или какая слава остается на земле неизменной? Но всё немощнее тени и всё обманчивее сновидений, на один час возникает – и всё это смерть приемлет». Воистину, «всяческая суета в житии этом то, что не пребудет с нами по смерти. Не перейдет ведь туда богатство этого жития и не сойдет туда с нами слава этого века, но смерть, придя, всё то погубит».

И, таким образом уразумев суету этого века, «что мятемся всуе, упражняясь в житейском? Ведь путь этот, по которому идем, краток. Дым – житие это, пар, пыль и пепел, на малое время является и вскоре погибает» и путешествия ничтожнее, как говорит Златоуст. Ибо путник, идущий по пути, когда хочет в какую-то сторону идти, – идет, а куда не хочет, – не идет; когда же останавливается в гостинице, знает, когда пришел и когда хочет уйти, – может быть, вечером пришел, а утром уйдет; имеет же и власть, если хочет, дольше в гостинице задержаться. Мы же, хотим или не хотим, уходим из жизни этой и не знаем того, когда отойдем, и не имеем власти остаться, если и еще хотим побыть здесь; но внезапно приходит «воистину страшное таинство смерти, и тогда душа с телом вынужденно разлучается, от составов и сочетаний естественного союза Божиим хотением отлучается». И что станем делать тогда, если прежде часа того не попечемся, не поразмыслим о том и окажемся тогда неготовыми? Ибо уразумеем в час тот горький, «какой подвиг имеет душа, разлучаясь с телом! Увы, как она тогда скорбит, и нет того, кто ее помилует! К ангелам очи возводя, напрасно молится; к людям руки простирает и не имеет помогающего ей никого», – только добрые дела по Боге.

Посему, осознавая краткость нашей жизни, позаботимся о часе том смертном, не вдаваясь ни в суету этого мира, ни в попечения неполезные. Ибо «всуе мятется» всякий земнородный, как говорит Писание (см. Пс. 38, 7). Если и весь мир приобретем, всё равно в гроб вселимся, ничего из этого мира не взяв: ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, ни иного какого-либо наслаждения житейского. «Ибо вот, смотрим мы во гробы и видим созданную нашу красоту безобразной и бесславной, не имеющей вида. И, глядя на кости обнаженные, скажем в себе: кто здесь царь или нищий, славный или бесславный?» Где красота и наслаждение этого мира? Не всё ли – безобразие и смрад? И вот, всё чтимое и вожделенное в этом мире совершенно непотребным стало, «и, как цветок, увядши, отпало, и, как тень, проходит мимо, – так разрушается всё человеческое». И удивимся этому, говоря себе: «О чудо! Что это за происшедшее с нами таинство? Как предались мы тлению? Как сопряглись со смертью? Воистину, как написано, Божиим повелением. По причине преступления заповеди подпал Адам болезни греха; из-за вкушения в древности во Едеме плода от древа, когда змей яд изблевал, вошла всеродная смерть, снедающая человека». Но глубиною мудрости Своей неизреченной полагающий сроки нашей жизни и провидящий смерть «Владыка, придя, низложил змея и, воскресение нам даровав», к жизни другой переселяет рабов Своих.

Итак, напечатлеем в уме второе пришествие Господне, наше воскресение и Страшный Суд, сами евангельские слова Господни, как богогласный Матфей их записал: «После скорби дней тех солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. И тогда явится знамение Сына Человеческого, и тогда восплачут все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою многою. И пошлет Ангелов Своих» с трубным гласом великим, «и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их» (Мф. 24, 29–31). Возлюбленный же ученик Господень Иоанн так записывает слова Его: «Грядет час, в который все мертвые в гробах услышат голос Сына Божия и, услышав, оживут. И изыдут сотворившие добро в воскресение жизни, а сотворившие зло в воскресение осуждения» (см. Ин. 5, 28–29). И опять Матфей: «Когда придет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей; и соберутся пред Ним все народы; и отделит их друг от друга, как пастырь отделяет овец от козлов, и поставит овец справа от Себя, а козлов слева. Тогда скажет Царь находящимся справа от Него: Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (см. Мф. 25, 31–34). К находящимся же слева от Него скажет: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25, 41). «И пойдут эти в муку вечную, праведники же в жизнь вечную» (см. Мф. 25, 46).

И что, братия, горше и лютее страшного и грозного того ответа и того зрелища, когда увидим, как все согрешившие и не покаявшиеся отсылаются в вечные муки праведным судом Божиим, и люто трепещут, и восклицают, и плачут напрасно? Как же не заплачем мы и не зарыдаем, когда представим в уме страшные и лютые те муки, то есть, как сказано в Писании, огонь вечный, тьму кромешную, пропасть глубокую, червя лютого, неусыпающего, скрежет зубов и все прочие бедствия, ожидающие много согрешивших и Бога Преблагого сильно прогневавших лукавым нравом, из которых первый – я, окаянный? Ведь какой страх, братия, будет у нас тогда, когда поставятся престолы, и раскроются книги, и Бог для суда воссядет со славою, когда и сами ангелы будут предстоять Ему в трепете? И что будем делать мы, во многих грехах повинные люди, когда услышим, как Он зовет благословенных Отца в Царство (см. Мф. 25, 34), грешных же отсылает в муку и от избранных отлучает? И что ответим или возразим тогда, когда все наши дела предстанут нам на обличение и всё наше тайное будет явлено, в чем согрешили мы во дни и в ночи словом, и делом, и помышлением? И какой срам тогда охватит нас? Поскольку отречься тогда от грехов никто не сможет, так как истина будет обличать и страх превеликий овладеет грешными. Праведные же в радости и веселии войдут в Небесный Чертог, принимая воздаяние за добрые свои дела. И кто передаст, братия, страх тот и ужас второго пришествия Господня и того суда, страшного и неподкупного? Как некто из отцов сказал: «Если бы возможно было тогда умереть, весь мир от страха того умер бы».

Потому убоимся, и ужаснемся, и напечатлеем это в уме; хотя бы и не хотело сердце, принудим его помышлять об этом и скажем душе своей: «Увы, мрачная душа! Приблизился твой исход из тела! Доколе от зла не отвращаешься? Доколе в унынии лежишь? Что не помышляешь о страшном часе смертном? Что не трепещешь перед страшным судилищем Спасовым? Итак, что ответишь или чем оправдаешься? Вот ведь дела твои предстоят, обличая тебя и обвиняя тебя. Впредь, душа, доколе время имеешь, отступи от дел срамных, примись за благое житие; беги, предвари и с верою возопи: “Согрешил я, Господи, зло согрешил пред Тобою! Но знаю благоутробие Твое, Человеколюбче. Потому припадаю и молюсь Твоей благости: да придет на меня милость Твоя, Владыка! Ибо смущена душа моя и болеет об исхождении своем из окаянного моего тела – да не встретил бы ее сонм лукавого супостата и не запнул ее во тьме за неведомые и ведомые, в этой жизни бывшие, мои грехи. Милостив будь ко мне, Владыка, и да не узрит душа моя темного взора лукавых бесов, но да примут ее ангелы Твои пресветлые. Имеющий власть оставлять грехи, оставь мне, да почию и да не явится пред Тобою грех мой, каковым согрешил я по немощи естества нашего словом, делом и помышлением, в разуме и неразумии! Да явлюсь пред Тобою при совлечении тела моего не имеющим никакой скверны на образе души моей, и да не примет меня, грешника, темная рука князя этого мира, чтобы ввергнуть меня во глубину адову, но предстань мне и будь мне Спасителем и Заступником. Помилуй, Господи, осквернившуюся страстями жития этого душу мою, и прими ее через покаяние и исповедание чистой, и Своею силою возведи меня на Божественный Твой суд. И когда придешь, Боже, на землю со славою и сядешь, Милостивый, на престоле Твоем совершать праведный Твой суд, мы же все, нагие, предстанем неподкупному Твоему суду как осужденные, и начнешь Ты исследовать наши согрешения, каковыми согрешили мы словом, делом и помышлением, тогда, Преблагой, не обличи мое тайное и не посрами меня пред ангелами и людьми, но пощади меня, Боже, и помилуй меня. Поскольку о Страшном Твоем судилище помышляю я, Преблагой, и дня судного, трепеща, боюсь, совестью моею обличаемый, то скорблю я много о делах моих лукавых и недоумеваю, как ответить Тебе, бессмертному Царю, так Тебя горько прогневав. С каким дерзновением взгляну на Тебя, страшного Судью, я, скверный и блудный?! Но, Господи славы благоутробный, Отче, и Сыне единородный, и Душе Святой, помилуй меня, и избавь меня тогда от огня неугасимого, и сподобь меня одесную Тебя стать, Судья праведный!.

Источник: Преподобный Нил Сорский. Устав. VII (по материалам сайта Азбука.ру)